Карантин или экономическая катастрофа? Столкнувшись с пандемией, большинство государств выбрало спасение жизней ценой жестких ограничений. «Правильного» решения у этой дилеммы, как и у любой другой, нет. Но есть еще одно измерение. Чем выше государство оценивает человеческую жизнь, тем больше шансов, что в будущем оно не позволит вам свободно ею распоряжаться, предупреждает экономист, старший научный сотрудник РАНХиГС Вадим Новиков.
Мы делали главные деловые СМИ страны, теперь делаем лучше — подпишитесь на email-рассылку The Bell!
Столкнувшись с пандемией, российские власти так серьезно отнеслись к возможности человеческих потерь, что закрыли страну на глухой карантин. «Главное жизнь», а «остальное приложится», объяснил Владимир Путин. Это выглядит новацией — прежде российские власти относились к человеческим жизням проще.
Повышение ценности человеческой жизни — общемировой контекст. Многие государства готовы тратить большие средства, чтобы не допустить потери жизней. Требование пристегиваться, продажа лекарств по рецептам, ограничения на рекламу и продажу алкоголя — малая часть ограничений, вступающих в противоречие с модным принципом «мое тело – мое дело». Если стоимость нашей жизни очень высока, то уже не мы одни решаем, как с ней обращаться. В результате здоровье человека зачастую рассматривается как ценность, которую ему доверили лишь «подержать».
Мне понятны восторги некоторых: «Наши власти наконец начали ценить наши жизни!» Действительно, это выглядит куда лучше, чем компенсации за смерть от рук полицейских в размере 150 тысяч, а то и 10 тысяч рублей.
С низкими оценками ценности жизни жить было непросто. Но и с высокими оценками, как показывает этот карантин, тоже может быть нелегко. Стоит ли желать, чтобы человеческая жизнь ценилась властями максимально дорого?
Высокие понятия с точки зрения экономиста
5 мая в 19:00 пройдет первое занятие онлайн-курса Вадима Новикова «Бесценное» для проекта InLiberty. Он расскажет, как с точки зрения науки выглядят высокие понятия: жизнь, достоинство, любовь. Регистрация — здесь.
Сколько стоит человеческая жизнь
Один из аргументированных методов оценки стоимости жизни принадлежит экономистам. Суть метода: наблюдать за ситуациями, когда люди принимают или уменьшают риск для своей жизни, и определять исходя из этого суммы, за которые они согласны принять риск или которые готовы заплатить за его уменьшение. Пример принятия риска — вредная работа. Пример уменьшения — покупка защитного шлема. В результате наблюдения за рынками мы получаем даже не вполне оценку экономистом ценности нашей жизни, а нашу собственную оценку, пусть и «среднюю по больнице».
Вот логика такой оценки, изложенная на сайте одного из американских ведомств, Агентства по охране окружающей среды. Если за работу с дополнительным риском умереть в 0,001% (1 жертва на 100 тысяч человек) люди требуют прибавку к зарплате в размере $100, «ценность статической жизни», исходя из оценок самих работников, составляет 10 млн рублей (100 тысяч раз по $100). Столько работодатель в расчете на 100 тысяч человек вынужден платить за одну дополнительную смерть на производстве.
Отталкиваясь от этой логики и делая далее поправки на экономическое развитие стран, классик темы оценки жизни Кип Вискузи в статье 2017 года оценивал «ценность статистической жизни» американца в $9,631 млн, россиянина — в $1,97 млн, что по среднему курсу за тот год составляло 115 млн рублей. Это сравнение ценностей выглядит несколько обидным, но обратим внимание на то, что оценка американского профессора гораздо выше оценок, которые предлагают российские суды. К тому же, в эту оценку заложено обещание: ценность жизни россиян будет расти — разумеется, при условии развития экономики.
Щедрость названных оценок однако перекрывается их неадекватностью за пределами сферы покупки и продажи небольших рисков. Получившаяся «статистическая жизнь» не является жизнью в привычном смысле слова, а экономической мозаикой, склеенной из ценностей 100 тысяч проданных работодателям кусочков жизни. Из ценности этих кусочков попросту нельзя вывести ценности целого! Из цены одного ноутбука нельзя сделать вывод, сколько мы готовы заплатить за 100 тысяч ноутбуков. И из доплаты за принятие небольшого риска нельзя сделать вывод о том, в какую сумму мы оцениваем нашу жизнь целиком. Не нужно быть экономистом, чтобы догадаться: за свою жизнь средний американец не заплатит $10 млн. Равно и средний русский не заплатит 115 млн рублей. Многие ли в принципе располагают такими деньгами?
Кроме того, оценки экономистов, изначально предложенные для ситуаций вроде снижения смертности на дорогах, не очень подходят для эпидемии. Вирус не похож на автомобиль. Если ты не попал в случайную аварию, можешь десятки лет жить счастливо, чего не скажешь о многих из тех, кого вирус убивает в силу того, что их здоровье уже стало хрупким. «Жизнь», приобретенная в результате несостоявшейся аварии, совсем не та же «жизнь», что приобретена при несостоявшемся заражении.
Если экономисты молча смотрят на дела людей, социологи их спрашивают и получают ответы. И это еще один источник возможных оценок. В том же 2017 году, в котором вышла статья Вискузи, россияне, согласно данным опроса, определяли справедливой компенсацией за смерть 5,2 млн рублей (средний показатель) или даже 1,4 млн рублей (медианный показатель, т.е. 50% опрошенных назвали меньшую цифру). Представляется, что применительно к ситуации эпидемии эти цифры лучше согласуются со здравым смыслом.
Как с этим жить
Но не будет ли все же лучше «ошибиться в большую сторону» и вместо наших собственных оценок предложить государству руководствоваться щедрой оценкой Вискузи? Или, может быть, еще лучше взять максимально большую оценку, скажем, $1 млрд?
Короткий ответ: это будет катастрофа. Если наша жизнь будет столь ценна, причем «для общества», это было бы опасно для нашей жизни в прямом смысле этого слова. Если в ваших руках нечто стоимостью $1 млрд, может ли доверитель оставить вас в покое? Тем более, то же «общество» оплачивает счета за здравоохранение. Что оно сделает, чтобы избежать малейшего риска порчи?
Сейчас мы уходим на карантин из-за вируса, в будущем объявят карантин из-за смертности на дорогах. Сейчас лекарства выдают по рецепту, в будущем — станут следить за их приемом. Сейчас не разрешают эвтаназию, в будущем — не разрешат лезть в гору. Сейчас ограничивают алкоголь, в будущем — конфеты. Сейчас не дают тратить деньги в казино, в будущем предпишут больше тратить на врачей. Сейчас сажают убийц, в будущем — неудавшихся самоубийц. Там, где мы выиграем в длине жизни, мы одновременно проигрываем в глубине. Жизнь, которая так ценна «для общества», перестанет быть ценной для нас самих.
Эта весна создала много оснований для тревоги. И это не только коронавирус, который забирает жизни, совершенно не спрашивая, но и правительства, на которые мы в той или иной степени можем влиять. Никогда еще такое большое количество людей не отправляли под домашний арест просто «на всякий случай». Право решать за самих себя сейчас демонстративно отрицается. Незадолго до карантина власти сообщили, что 63 тысячи пенсионеров «пытались» проехать в метро. «Пытались»! Но ведь это не просто люди в возрасте, а люди взрослые. Раньше считалось, что взрослые люди могут выбирать себе даже опасные занятия — в том числе те, которые дают экономистам материал для расчета ценности жизни. Volenti non fit injuria («Согласившийся не страдает»), так говорили об этом римские юристы. Сейчас же границы того, что прежде позволял статус взрослого, сужаются. Тем, кому этот тренд не по душе, придется подумать, как вернуть жизнь себе. И это сложнее, чем просто «выйти из карантина».