Как в 45 лет создать приложение для 100 млн тинейджеров и почему PicsArt помогает Наталья Водянова
Все привыкли считать основателями стартапов молодых людей с бородками в модных майках. На самом деле это глубокое заблуждение. Компанию PicsArt — приложение для обработки снимков, которым пользуется более 100 млн человек и на которое обратили внимание лучшие инвесторы мира, — сделал не мальчик, а вполне себе взрослый человек. Оганнес Авоян родился в 1965 году в Ереване, и это была его пятая компания. Он перевез семью в Кремниевую долину, а теперь вопреки всем трендам открывает офис в Москве. Почему? Потому что в России самые крутые специалисты по искусственному интеллекту. А еще в его компании позицию inspirational manager занимает Наталья Водянова. О том, как в 45 лет создать приложение для 100 млн человек, почему PicsArt помогает, возможно, самая известная на Западе супермодель из России, и будущем без privacy смотрите в новом интервью проекта «Русские норм!» с Елизаветой Осетинской.
https://www.youtube.com/watch?v=tABjXhdt0t0&t=1s
Как создать приложение и защитить дочку от травли?
— Сначала я познакомилась с вашим приложением PicsArt. Вот только я посмотрела и подумала — классное такое, но для меня уже, наверное, поздновато, это тинейджерское приложение. Но потом я впечатлилась тому, что у него 100 миллионов пользователей. А потом я стала читать про вас лично, и у меня произошел такой mismatch. Я подумала: как этот человек, серьезный дядя, сделал приложение для абсолютных тинейджеров? И что его могло побудить вообще это сделать? Расскажите.
— Это у меня уже пятая компания. Я тогда продавал свою предыдущую компанию. Прихожу один раз домой и вижу — у меня дочка в слезах, ей тогда было 10 лет. И чтобы вы понимали — она рисует, по-моему, с дня рождения, с тех пор как начала держать в руках карандаш. И потом она постит свои рисунки в какую-то социальную сеть и получает очень много плохих комментариев. Она прямо в шоке потом. Ну вы знаете, каким грубым может быть интернет.
— Ой, знаю. Я постоянно получаю кучу плохих комментариев.
— И вот она была тогда очень-очень взволнована. В этот момент у меня появилась такая сильная мотивация создать продукт для людей, как она. Для тинейджеров, молодых людей, чтоб они были не только креативными, но и чтобы развивались в очень творческой среде, чтобы у них было community, чтобы все было позитивное, доброе, красивое, вдохновляющее. У меня была персональная мотивация.
— То есть вы ребенка решили защитить от буллинга?
— Да. Она выкладывала свои картинки, и люди, не понимая, что ей 10 лет, начинали ее так критиковать. Она была очень взволнована. Она думала, что рисует хорошо, а получала такие отзывы. Но мы сделали не только инструментарий, мы создали сообщество людей, которые не только создают, но еще и помогают друг другу.
— Но изначально идея была сделать редактор для картинок или community все-таки?
— Это был в первую очередь редактор. В то время редакторов еще не было, приложения только-только развивались. Они были очень примитивными, очень допотопными.
— Instagram еще не было.
— По-моему, еще не было. По крайней мере, такого, каким мы его знаем. (Instagram запустился в октябре 2010 года. — The Bell). Мы создали в первую очередь инструментарий, а потом уже добили идею с community.
— А вы дочери-то показали то, что сделали?
— Да, конечно. Она потом очень долго пользовалась этим продуктом, потому что это было очень удобно. Чтобы сохранить позитив, мы еще создали что-то наподобие open source в программировании — это когда люди выкладывают код и другие могут им свободно пользоваться и создавать другие продукты на основе этого.
— Чтобы, грубо говоря, другие могли присобачить к вашему приложению разные идеи по тому, как обработать?
— Да. Мы даем людям не только инструменты для обработки. Мы еще даем очень много ресурсов, чтоб они могли использовать их для создания чего-то нового. Еще мы даем возможность людям общаться друг с другом. Если я, скажем, выкладываю хороший рисунок или стикер и кто-то использует стикер, а потом выкладывает этот рисунок, конечный продукт, на свой profile, то появляется ссылка на мой рисунок.
— Кросс-промо.
— Да. Мы делаем cross-promotion. То есть у меня репутация растет, потому что я делаю что-то и люди этим пользуются. Меня чаще находят, у меня появляются подписчики. Впоследствии я могу эту репутацию монетизировать, могу просто получать от этого удовольствие, как и люди в Instagram.
— А кто был, кроме вашей дочери, первой тестовой группой?
— Обычно люди начинают с iPhone, мы начали с Android. Наше первое приложение было на Android.
— Почему?
— Было несколько факторов. Первый — в Ереване в это время было легче найти телефон на Android, потому что iPhone только-только появились.
— iPhone еще не было?
— В Ереване в это время — нет. Был еще второй немаловажный фактор. Мы были очень сильны в Java-программировании, а тогда это был родной язык для Android. Все это соединилось. И потом оказалось, что это было очень правильное решение в плане бизнеса.
— Я вас все-таки верну, а кто были первые пользователи?
— Мы сделали очень хороший growth hacking (маркетинговая стратегия, которая используется для продвижения услуги за счет нестандартных решений. — The Bell) в это время на Android. У iPhone была политика, когда они все там проверяли, на согласования уходили недели. Если, например, ты хочешь выпустить обновление, то на это уходило пару недель. И потом там было очень много конкуренции.
В Android у нас в это время конкуренции практически не было, как и проверки. То есть мы могли обновляться практически каждый день. В это время в Google Play была секция, где показывались новые приложения, она обновлялась каждую пятницу. У нас было правило: каждую пятницу мы выкладывали новую версию, появлялись на вершине списка новых приложений и оставались там практически неделю.
— А сколько вас было?
— Наверное, человек 10–15.
— Они круглосуточно работали?
— Можно сказать, что да. В ночь с четверга на пятницу мы работали круглосуточно, можно сказать.
— Напоминает выпуск медиа, когда все время раз в неделю дедлайн.
— Да. Мы ночами спали в офисе, чтобы успеть сделать этот релиз. И не просто хороший релиз, мы добавляли в него новые фичи, новые фильтры. И потом мы появлялись на вершине этого чарта, оставались там неделю и набирали очень много органических пользователей.
— А пользователи прямо радовались?
— Да, еженедельное обновление приносило очень большое удовлетворение многим нашим пользователям. Они каждую неделю ждали вот этот новый релиз.
Как стартап из 15 человек привлек более 100 миллионов пользователей?
— Давайте про ресурсы. А вы свои деньги вкладывали? Вы же до этого основали четыре компании.
— Создавали компанию на собственные деньги. Мы еще подрабатывали, делали аутсорсинг. У меня была группа, которая работала на аутсорсинге. Мы зарабатывали деньги, вкладывали в наш продукт.
— А сколько вы денег своих спалили прежде чем пошли к инвесторам?
— Трудно отвечать, потому что мы все время зарабатывали и инвестировали. Ну посчитать можно так. Здесь 15 человек работают года два. Это...
— Полмиллиона?
— Наверное, меньше, потому что в это время все было дешевле.
— Вас не беспокоило, что «деньги заканчиваются, надо их где-то быстрее брать, а это непонятно, когда будет зарабатывать»?
— Были, конечно, такие вещи. Но у меня уже был предыдущий успешный опыт. Это помогает в плане оптимизма.
— Так спокойнее?
— Безусловно.
— Как росли пользователи?
— У нас практически линейно росли пользователи. Сейчас у нас уже близко к 600 млн скачиваний. Можно сказать, что мы очень пропорционально год к году росли. И мы никогда не покупали пользователей, это все наши органические пользователи.
— В какой момент вы поняли, что поперло?
— Первое ощущение того, что мы делаем что-то правильно, появилось после того, как мы подняли первый раунд. Это был первый раз, когда я вообще поднимал раунд, потому что все предыдущие свои фирмы я сам финансировал.
— И как вы поняли, что пора поднимать раунд? Почему вы решили, что надо в Долине поднимать? Я думаю, что вы могли там просто к людям пойти к каким-то.
— Знаете, когда мы начали расти, у нас уже появилось очень много пользователей. По-моему, когда мы уже в 2014–15 проводили этот раунд, у нас было где-то около 35–40 млн активных пользователей в месяц. То есть мы были уже достаточно активны.
— Уже давно вышли за пределы населения Армении.
— Да, но, кстати, на Армению мы не работали. Мы с самого начала ориентировались на глобальный рынок. У нас в первую очередь была английская версия. А уже потом годы спустя мы сделали локализацию на другие языки.
— И для 35 миллионов все те же 10–15 человек фигачили?
— В это время, наверное, немножечко больше — порядка 20–25 [сотрудников].
— Но уже было приложение для iPhone?
— Да, без iPhone не имело смысла идти к инвесторам. В это время инвестировали только исключительно под iPhone. Все знают, что деньги в iPhone, то есть в Android денег не было. Люди в Android не тратят денег. Мы решили это сделать, потому что поняли: мы стоим на пороге чего-то очень большого. И чтобы делать что-то действительно большое, нам нужен хороший партнер. Нам нужно еще и хорошее подтверждение того, что мы делаем очень правильные вещи.
— 35 миллионов было недостаточно?
— Знаете, что получалось? Когда мы шли к журналистам, они просто нам не верили. Нашим цифрам не верили. И вот когда мы подняли раунд, то сразу все поверили, потому что Sequoia ставит клеймо.
— А в какой момент вы все-таки начали думать про деньги, а не о продукте? Когда вы стали думать про заработки, а не только про пользователей?
— Где-то 1–1,5 года тому назад.
— Вы жили как счастливый человек 7 лет, не думая вообще про эти деньги?
— Ну нет. Мы подняли раунд в 2015 году в последний раз. Но до сих пор мы не поднимали денег, мы тратили меньше.
— С какого уровня пользователей вы стали монетизировать?
— У нас всегда была маленькая монетизация. Мы продавали всякие стикеры, но это было не очень существенно.
— Я вообще прочитала где-то, что вы зарабатывали $5 млн в год. Мне эта цифра показалась в сравнении с гигантским числом пользователей очень маленькой.
— Может быть, и меньше. Когда мы проводили раунд, мы даже снизили монетизацию, потому что решили последовать совету Sequoia и больше внимания уделить росту. Любая монетизация все равно притормаживает рост.
— Forbes в том самом 2015 году оценил вас в 250 миллионов. Это было похоже на правду?
— Очень сложно сказать, это немножко спекулятивный вопрос. Есть три метода оценки фирмы. Это когда ты делаешь раунд, идешь на IPO или когда продаешь.
— По раунду?
— По раунду это была немножко завышенная цифра. Но это все равно спекуляция.
— Сейчас вы сколько стоите?
— Мне очень трудно сказать. Это будет всегда переговорный процесс. Если мы скоро будем проводить очередной раунд, то тогда и узнаем, сколько мы стоим действительно.
— Больше 250 точно?
— Я думаю.
— Тогда у вас сколько было пользователей?
— Наверное, порядка 60 млн.
— А сейчас?
— У нас где-то больше 110 млн активных пользователей в месяц.
— Вы же стали зарабатывать на чем-то?
— Да, мы стали делать деньги на рекламе.
— Подписочку мне предложили.
— Да. Сейчас подписка растет гораздо лучше, чем реклама. Мы даже сейчас делаем корректировку своей бизнес-модели. И делаем основной упор уже на подписку вместо рекламы.
— Сколько у вас платных пользователей?
— Я тебе не могу сейчас сказать, честно говоря. Не смотрел, но мы, наверное, 3–4 месяца растем. Пока что это платно.
— Это тысячи?
— Сотни тысяч.
Как Оганнес Авоян познакомился с инвестором Instagram?
— Я вас хотела спросить о феномене Армении. Нет, наверное, другой такой сильной диаспоры в мире, как армянская. Для русской диаспоры такого значения она не имеет. Я бы так сказала: люди часто, даже путешествуя, стараются держаться подальше и не пересекаться. Вы можете объяснить, как формировался этот феномен и почему он такой важный?
— Начнем с того, что вне Армении живет гораздо больше людей, чем внутри. В Армении живет 3 млн человек, а вообще считается, что армян по всему свету, вне Армении, где-то порядка 6 млн. Это создает новую, совершенно новую динамику. Эти люди очень многокультуральны, они живут в разных странах. Армяне также имеют сложную историю. Этот геноцид и всякие эти вещи, очень сильно эмоционально связаны со своей родиной. Они всегда стараются сохранять свою армянскую идентичность.
Потомки тех людей, которые избежали этой участи (геноцида), всегда хотят сделать что-то для своей родины, даже живя в Америке или в Европе. И когда они помогают, скажем, предпринимателю из Армении, они психологически чувствуют, что помогают своей стране. Ведь этот человек построит хороший бизнес в Ереване, сделает хорошую историю, которую можно рассказать и сделать еще больше для Армении.
— Расскажите, как вы убедили Sequoia (американский венчурный фонд, вкладывал на ранних стадиях в Apple, Instagram, WhatsApp, Airbnb. — The Bell), как вы вообще с ними познакомились?
— Я с Sequoia разговаривал еще за год до раунда, они за нами следили.
— А откуда они про вас знают?
— Во-первых, я уже давно в Долине, у меня предыдущие фирмы были и какие-то контакты. И у меня были хорошие эдвайзеры, которые помогали со всякими introductions.
— Это некий Размик?
— До Размика была Магдалена Эсил, она тоже очень хорошим для меня эдвайзером стала.
— Вы с ней просто на вечеринке познакомились?
— Армянские корни, армянские связи. Она очень-очень нам помогла. Когда мы решили проводить раунд, была очень хорошая история. У нас весь процесс длился практически несколько недель. Мы с Sequoia закрыли практически за неделю, это невиданное дело.
— Вы пришли и сказали что?
— Мы пришли и сказали: мы же говорили с вами, вы нас знаете, мы сейчас решили поднять раунд, вот наша история, вот наши цифры. И партнер сказал: хорошо. Тот партнер, с которым мы работаем, достаточно неэмоциональный. Мы вышли со встречи, и у нас было такое ощущение, что у нас не получилось. И когда я еще сидел в машине и от них уезжал, мне звонит и говорит: а ты свободен послезавтра прийти и встретиться с моим другим партнером? Я говорю: да.
Я пришел, а там были партнеры, которые инвестировали в это время в Instagram. Самые крутые партнеры в Sequoia. И встреча прошла замечательно, потому что Джим Гетц, который инвестировал в Instagram, был на этом митинге и сказал: знаете, моя дочка очень любит ваш продукт, можем мы сделать селфи для моей дочки? И прямо на этом митинге мы сделали селфи, и он послал своей дочке.
— То есть вы зашли через детей просто? Это запрещенный прием!
— Да, и вот мы уже вышли, все хорошо. И потом они говорят: можете еще через два дня прийти, у нас full board meeting. И через два дня мы уже делаем презентацию для всех партнеров. У них процесс такой, что каждый партнер имеет право вето. Решения принимаются единогласно, чтобы проинвестировать.
— А что вы говорили?
— Я опять же рассказал нашу историю, наши цифры, куда мы хотим, что мы хотим здесь. Говорил, что мы не только инструмент, но и социальная сеть, сообщество, у нас есть контент. Мы действительно создаем какой-то новый продукт. Это не фотошоп, это не инстаграм, это что-то между ними. Это фотошоп, который вдохновляет, за ним стоит сообщество. Этот симбиоз продукта, контента и community создает что-то уникальное. Это сообщество креативных людей и платформа, на которой можно создавать интересные вещи и красивые истории, рисунки и все такое.
— Они вам плохие вопросы задавали?
— Естественно.
— Стрессовые?
— Как вы будете монетизировать — тогда монетизация была, конечно, слабенькая, как будете набирать 100 миллионов?
— А вы что?
— Мы говорили про Instagram, потому что они эту историю хорошо знают, они сами в ней участвовали. Говорили: смотрите, Instagram тоже ничего не зарабатывал, но смотрите, какая у него оценка, как они растут, как они будут монетизировать. У нас будет такая же история. Мы сделаем хороший трафик, у нас уже много активных пользователей. Мы всегда можем монетизировать на основе рекламы. И они нам поверили.
— Средний возраст какой?
— Больше всего приложением пользуются в возрасте 18–24 лет. Но есть и постарше тоже – например, мамы, которые редактируют фотографии своих детей, делают коллажи. Самый фан — это не просто сделать селфи, хотя у нас очень много селфи, но именно сделать какую-то историю.
— На что они вам дали деньги и сколько?
— Они дали нам 15 миллионов на развитие продукта. Еще они поставили условие, чтобы я переехал сюда. Они хотели, чтобы основатели были поближе и открыли офис здесь, в Сан-Франциско.
— Зачем?
— Если получаешь деньги от компании вроде Sequoia, это не только вопрос денег. Ты получаешь гораздо больше, чем деньги. Ты получаешь репутацию и очень много помощи от них.
— А что за помощь?
— Я приведу несколько примеров. Они помогают нам находить хороших людей.
— Людей, которые помогают развивать бизнес именно?
— Да, маркетинг, finance, business development – вот таких людей. К ним очень много кто обращается.
— Они помогают определить направление развития?
— Да, они помогают нам быстрее понимать, скажем, как рос Facebook или Instagram, какие цифры были важны, как смотреть на эти цифры.
— А какие цифры важны?
— Одна из главных вещей, которую мы поняли, — всегда делать упор на своих суперюзеров, то есть на людей, которые используют твой продукт больше всего. И делать продукт лучше для них в первую очередь. Эти люди становятся очень счастливы, и они по-любому приведут еще больше людей за собой. Последний год мы очень много работаем над тем, чтобы частое использование продукта было связано с меньшим стрессом, было легче.
— Кроме того, что вам нужно переехать в Долину, какие еще условия? Какой-то темп роста требовался?
— В чем хорошо работать с качественным инвестором — он помогает тебе, а не требует. Они всегда дают советы, направляют. У меня до сих пор такого не было, чтобы мой инвестор сказал: знаете, вот выручка не растет, можете что-то сделать? Может быть, просто потому, что мы делаем все правильно, но такого не было. Но мне кажется, что это просто какое-то условие получения денег от хорошего инвестора вместо плохого инвестора. Плохой инвестор садится и говорит: в этом квартале твоя выручка упала, давайте что-то сделаем, что-то поменяем. И меняют, и все ломается. Было очень много фирм, когда именно инвесторы портили продукт, и он упал.
Как привлечь к сотрудничеству Наталью Водянову и Maroon 5?
— Я, конечно, готовилась, но это было трудно сделать, потому что вы очень мало общаетесь на публику. Но меня поразило ваше знакомство с Натальей Водяновой, которая получила какую-то странную должность в компании — inspirational manager. Я так понимаю, что это гиперкомпенсация за то, что вы занимаетесь продуктом, но не занимаетесь пиаром?
— Да. Мы познакомились на одном из мероприятий в Лондоне, на приеме на Даунинг-стрит. Мы разговаривали. Она рассказала мне про свое приложение. Мало кто знает Водянову как предпринимателя, как инвестора. Ее знают как модель, как мать пятерых детей, ее благотворительную деятельность. Но она также очень любит эти сайты, стартапы и AI. Во все такие вещи она часто инвестирует.
И вот у нее есть приложение, которое называется Elbi. Это на стыке технологии и благотворительности. Она хочет сделать благотворительность более мейнстримовой, чтобы люди могли вносить небольшие пожертвования. И вот мы разговорились на эту тему. И после этого тоже общались.
Было несколько идей, как мы можем помочь собирать деньги. Мы сделали с ней несколько проектов — с Elbi и с ее фондом. Маленькие проекты — всякие там челленджи, что-то для детей. Были хорошие успешные проекты. И вот к нам пришло понимание, что у нас очень много общего — и в плане видения мира, и всего такого. Я предложил ей стать нашим директором по inspiration.
— Дорого обходится?
— Нет, очень много идет на хорошем взаимном партнерстве.
— То есть вы помогаете в благотворительности?
— Да, мы помогаем ей, она помогает нам. Хороший симбиоз в наших взаимоотношениях.
— Она много пользователей принесла?
— Достаточно много, особенно русскоговорящих пользователей. Она часто постит про нас в свой Instagram.
— Здесь на стенах имеется некоторое количество знаменитостей.
— Да.
— Это какая-то плановая работа со звездами?
— Мы сделали Maroon 5, Гвен Стефани, DJ Snake. В чем модель заключается — у celebrity или у какой-то группы выходит новый альбом, и у них есть много фанатов. Мы объявляем конкурс, они предоставляют рисунки нашим community. Пользователи начинают делать всякие, скажем, постеры. И получаются десятки тысяч всяких хороших рисунков, сделанные через community. Потом эти рисунки не только у нас остаются, но и расходятся в Instagram, Twitter и все такое. Они постят у себя, и мы постим у себя. Получается очень хорошая синергия. Мы не платим ничего. Это очень органическая вещь, win-win ситуация, когда им ставят очень много лайков.
— К вам много пользователей после таких акций приходит?
— Очень много, потому что люди, которые подписаны на всех этих селебрити, это видят, приходят к нам, потом возвращаются в Twitter и продолжают постить.
— На самом деле мысль прошла необычную петлю к Instagram и обратно. Когда мы говорили с вами про стоимость, вы не договорили покупаем-продаем. В чем все-таки идея — в том, что вы рано или поздно продадитесь Instagram?
— Мы можем рассмотреть вопрос с IPO тоже и остаться независимой компанией.
— Вы себя представляете человеком, который занимается монетизацией и вот этими всеми скучными вещами?
— Не совсем. Мне бы хотелось заниматься более стратегическими вещами. Я могу работать над продуктом. Необязательно, чтобы скучными вещами занимался я. Если надо будет, нужно просто найти другого СЕО. История знает много таких примеров — в Skype, Google фаундеры на некоторое время отошли, пришел другой СЕО, сделал IPO, эти все public-вещи. А потом через некоторое время один из них решил: нет, я хочу опять вернуться. Это возможно.
— Расскажите, вас что вообще драйвит?
— Если я не буду делать то, что делаю, мне просто будет ужасно скучно. Если я не буду работать, ладно. Ну попутешествую немножко, куплю что-нибудь — машину, скажем. Ну и что? Это уже не то. Мне интересно именно создавать что-нибудь новое. Я люблю делать продукты с умными людьми. Мне это очень приятно. Я люблю окружать себя умными людьми, я очень счастлив, что у меня вокруг куча талантливых людей. Молодых, немолодых. И это для меня действительно большой кайф. Я люблю находиться в такой среде, когда мы создаем что-то серьезное, как-то меняем этот мир. Стресс — это уже часть моей жизни, я уже привык к нему.
— А к этому вообще можно привыкнуть?
— Я думаю, что да, его просто нужно воспринимать правильно.
— Почему вы решили сейчас, что вообще абсолютный такой парадокс для компании с инвестициями Sequoia, Insight Ventures и других фондов, открыть офис в России? По нынешним временам это вообще нонсенс.
— Я не думаю, что это нонсенс. Это очень хороший шаг с нашей стороны. У нас все разработчики сейчас находятся в Армении. У нас очень большая группа в искусственном интеллекте — 35–40 человек в Ереване занимаются data-аналитикой и AI. Но нам нужны более серьезные и солидные кадры в этой области. Мы посмотрели, где мы можем их найти. Выбор остановился на Москве, где есть очень много хороших университетов. Здесь хорошие кадры, хорошие специалисты, близость к Еревану — 2 часа перелета, нет проблем с визами. Были, конечно, варианты с Украиной, Белоруссией и все такое, но я думаю, что Москва все-таки дает больший масштаб. И в Москве больше таких университетов, как физтех, МГУ, которые долгое время специализировались на этом направлении.
— Давайте я вас на щекотливую тему домучаю. А американские инвесторы вам не сказали, что лучше не в России?
— Нет. Я проинформировал нашего партнера, не было совершенно никаких проблем.
Privacy не будет — Оганнес Авоян о будущем
— Давайте про искусственный интеллект поговорим. Как вы его применяете конкретно к вашей истории?
— Сейчас у нас AI имеет очень много приложений. Во-первых, AI разрабатывает инструментарий для создания всяких фильтров, которые, например, делают твой рисунок похожим на рисунок Пикассо.
— AI тут при чем?
— Это в целом на основе AI создано. AI обучается на многих картинках Пикассо и изменяет твою картину, как если бы ее нарисовал Пикассо или кто-то другой — Ван Гог, например.
— Она стиль улавливает?
— Да, она старается изменить твой рисунок под стиль Пикассо. Это одно приложение — распознавание контуров лица, фигуры, вырезание, создание всяких инструментов для улучшения лица, изменения цвета волос. Вторую группу продуктов мы называем AI Content, с помощью них мы фильтруем контент, распознаем его уже на наших серверах и позволяем его искать. Например, мы знаем, что у нас на рисунке есть собачка, море. Если ты ищешь собачку и море, то мы показываем тебе этот контент. Еще у нас есть распознавание порнографии через AI. Третья группа связана со всякими персонализациями, то есть это распознавание того, что ты любишь, и предоставление тебе хорошего experience в этом плане. Скажем, если ты любишь цветочки, то получаешь больше цветочков. Если тебе нравятся люди, которые делают стикеры, мы тебе даем возможность на них подписываться.
— Искусственному интеллекту будут доступны качественные скачки, озарение, интуитивные прорывы или это прерогатива человека?
— Я думаю, что, по крайней мере, в ближайшем обозримом будущем креативность будет все-таки прерогативой людей, но функция креативности при этом будет расти. То есть если раньше креативность была — водить машину, то сейчас креативность будет подразумевать, может быть, управление ракетами.
— А креативность — это вообще что-то неповторяющееся?
— Креативность — это всегда нахождение оригинального метода для решения существующей задачи.
— Эта волна визуализации, доступности изображения куда будет двигаться?
— Наблюдение за людьми в странах вроде Китая, с менее развитыми системами защиты личного пространства, будет доминирующим. Я вижу, что в Китае не только маленький народ, но и практически вся страна уже скоро будет под наблюдением. Там камеры стоят везде, для входа в музей нужен паспорт, там все регистрируется. И с помощью этих больших данных там регистрируются и находятся люди, которые создают потенциальный риск для общества. Чувствую, что там будет очень много перегибов, пока все это как-то не нормализуется. Будет очень много ошибок. Например, алгоритм может вычислить, что ты преступник, но ты можешь оказаться нормальным человеком.
— А вообще понятие privacy сохранится?
— В Европе сейчас пытаются обезопасить личные данные. В Калифорнии наблюдается в этом плане сильная тенденция. Хотят частично перенести европейский закон о защите личных данных.
— То есть privacy на десятилетнем тренде вообще не будет?
— Думаю, да.
— Давайте проведем короткий блиц. Человек-предприниматель, или человек, или предприниматель, или какая-то личность, которая для вас супернорм.
— Я не могу назвать такого человека. Я всегда читаю очень много книг и каждый раз воодушевляюсь каким-то человеком. Наверное, это просто потому, что я серийный предприниматель, у меня нет устоявшихся идолов. Я по натуре должен менять что-то. У меня нет таких людей, которых я, скажем, боготворю.
— А если говорить о человеке? Парочку-троечку неидолов назовете?
— Я всегда очень восхищался Стивом Джобсом. Я даже читал книги про него. Человек за свою жизнь сделал, по крайней мере, четыре крупных переворота. iPhone, iTunes, Pixar и первый iMac.
— У вас есть какой-то антигерой?
— В бизнесе или вообще?
— И так, и так.
— Антигерой — это, скорее всего, какие-то политические деятели для меня. Я их не очень люблю.
— Почему?
— Я вообще не люблю политику. Я не вижу, чтобы этими политиками сейчас были созданы хорошие мотивации для умных людей.
— Сейчас или вообще?
— Вообще. Я не люблю политику, потому что уверен, что можно сделать жизнь гораздо лучше, иметь гораздо более эффективную политическую систему.
— А какая система, с вашей точки зрения, является эффективной?
— Эффективна система, когда больше пространства, больше инклюзивности в принятии решений со стороны большого числа людей.
— Место, в котором бы вы хотели пожить?
— Я люблю путешествовать. Я очень люблю жизнь в Ереване.
— Вы там уже пожили.
— Я бы все равно продолжал жить там некоторое время года, но я также люблю путешествовать. Я представляю себе, что очень большую часть своего времени буду проводить в разных странах.
— Ваша самая большая ошибка?
— Не думаю, что у меня есть. У меня много маленьких ошибок в жизни. Есть и много средних ошибок.
— А есть такая неприятная, которую вам прямо неудобно вспоминать?
— Ничего на ум не приходит. Самая большая ошибка — это не учиться на своих ошибках.
— А вы учитесь?
— Я думаю, что да. Наверное, единственное, о чем я жалею, — что я должен был больше времени проводить вместе с семьей, с детьми. Это, наверное, самое большое сожаление. Я думаю, что сейчас, конечно, уже поздно. Но когда дети были поменьше, наверное, стоило проводить больше времени с ними.
— А возможно растить бизнес и проводить больше времени?
— Сейчас я бы смог, наверное, с моими навыками. Тогда это было бы сложно.
— А сколько у вас детей?
— Трое. Моя дочка сейчас учится в Калифорнии, в College of Arts, она художница. Надеюсь, что у нее благодаря в том числе нашему продукту не пропал интерес к рисованию, а, наоборот, усилился. Она сейчас становится профессиональным иллюстратором. Она очень хорошо рисует. Максим работает у нас в компании.
— Это как бы вы возлагаете на него какие-то наследственные планы?
— Я думаю, что ему просто интересно. Я думаю, что он со временем, может быть, захочет сделать свой собственный стартап. Он сейчас для этого проходит через очень хорошую школу. Я ему посоветовал идти в Computer Science, он получил образование в Америке, а потом переехал обратно в Ереван.
— А он работает в Ереване?
— Да.
— Он такой патриот?
— Да, он патриот.
— Самая большая удача?
— Самая большая удача — это то, что у меня есть семья. Я думаю, главное — что у меня есть опора, жена, дети, с которыми мне комфортно, которые меня понимают, которые меня поддерживают.
— Последняя книжка, которую вы читали и которая оставила у вас глубокий след?
— Я очень много сейчас читаю, в основном бизнес-литературу. Сейчас вот читаю книгу Blitzscaling Рида Хоффмана, основателя LinkedIn. Я люблю Outliers, книга очень интересная. О том, что ты должен провести 10 тыс. часов, делая что-то, чтобы чего-то достичь. Мне вот эта книга очень понравилась.
— Это метафора или действительно действует?
— Действительно действует. Человек провел исследование и пришел к выводу, что люди, которые достигли пика своей карьеры, действительно провели 10 тыс. часов, делая что-то.
— Оказавшись перед Цукербергом, что вы ему скажете?
— Скажу, не хочет ли он купить PicsArt у нас? Это, конечно же, шутка немножко. Но можно посмотреть. Мы не собираемся сейчас продавать фирму, но всегда интересно знать, есть ли хороший покупатель. Будет хорошо, если я скажу: будешь покупать? А он: да, я хочу купить. А я: мы не продаем PicsArt. (Смеются)
← Предыдущий • Все выпуски • Следующий →
«Русские Норм!» на YouTube